Мы продолжаем публиковать воспоминания подростков, на чье детство выпали годы Великой Отечественной войны. Эти рассказы переносят нас в то трудное время, дают возможность ещё острее ощутить величие подвига юного поколения тех лет.

Мария Савельевна ДИНЕКА:

–. Мне было 9 лет, когда началась война. Двое старших детей, ещё до приезда в Ташкент получившие специальное образование в техникуме, устроились на работу. А я с младшим братом учились в школе в младших классах.

Жили мы бедно. Случилось так, что старший брат получил на производстве травму и стал нетрудоспособен. А старшая сестра, работавшая бригадиром поезда, всю войну была задействована в поездах, вывозивших раненных, и дома бывала раз в месяц. Из-за этого обеспечение нас, троих младших детей, полностью легло на мамины плечи. И она трудилась на двух работах днём и ночью.

Поэтому я, узнав, что на оборонные заводы на лёгкую работу берут детей, и что для таких существуют школы рабочей молодёжи, после начальной школы в 43-м году пошла работать на завод п/я 125. Здесь выпускали оборудование для фронтовой связи – радио- и генераторные лампы. Рабочие трудились по 12-16 часов. Но для детей, таких, как я, был установлен сокращённый рабочий день – не более 6 часов, чтобы мы успевали ещё и учиться. Но работать нам приходилось гораздо больше. Нам, несовершеннолетним, хотелось принести как можно больше пользы нашей армии.

Завод находился очень далеко от дома. Выходить на работу приходилось затемно, особенно в зимнее время. Освещения улиц не было. Сокращая путь, мы ходили через тёмные переулки. Около двух километров приходилось идти по железнодорожным путям. Был случай, когда прямо на меня мчался манёвровый паровоз. Хорошо, что я в последний момент заметила это и успела отскочить в сторону. Конечно же, так произошло потому, что главным ощущением того времени было постоянное чувство усталости. Вставать приходилось в 5 часов утра, а ложиться за полночь. Поэтому утром в темноте шла полусонная.

Тем не менее работала я с полной отдачей. И учитывая то, что была самой молодой (пришла на завод в 11 лет, а подругам было по 13), ко мне относились с уважением и пониманием все окружающие. Вначале мне поручили работу, которая считалась лёгкой. Ставили возле меня ящик с цоколями для электронных ламп, и я должна была наносить на них специальную мастику и передавать специалистам, которые соединяли цоколи со стеклянной частью ламп. Потом работала стерилизовщицей материалов.

Учитывая, что работала я добросовестно, уже через полгода назначили меня старшей бригады демонтажа выбракованных на испытательном стенде ламп. И уже я обучала девочек, как правильно разбирать лампы.

Потом работала в бригаде монтажа радиоламп. Затем назначили меня бригадиром испытательного стенда. Мы проводили испытания и, так называемые, «тренировки» готовых радиоламп, а также выбраковку не прошедшей испытания продукции.

Выходные наши посвящались общественной работе. Мне легко удавалось организовать команду, с которой мы были желанными помощниками для персонала военного госпиталя. Мы дежурили у постелей тяжелораненых, заменяли санитарок, которых катастрофически не хватало. Устраивали для раненных концерты, чтение книг, пели вместе с ними любимые песни. А они рассказывали нам о своих семьях, довоенной жизни. И от этого их лица становились спокойнее и радостнее. Ходячих раненых мы выводили на прогулки, а лежачих вывозили на колясках. Кто не мог сам написать письмо, мы под диктовку писали письма их родным.

Владимир Изотович КИСЛЯНСКИЙ:

– Война застала меня 12-летним парнишкой. Я только окончил 6 класс. Настали очень трудные годы. Это мы с лихвой испытали в колхозе на себе. Остались только женщины да старики и дети. И мы, ребятишки, как могли старались помочь старшим. Мы работали, как взрослые.

Я со своим товарищем работал ездовым на быках: лошадей-то почти не осталось в колхозе. Запрягали быка и ехали к речке за глиной. Весна и лето у нас жаркие. Глина твёрдая, как каменная. Пока её лопатой разобьёшь да в телегу набросаешь, десятый пот сойдёт. Возвращались усталые, руки и ноги гудят, но надо следить за быком, чтобы он к речке не свернул: жарко ведь, ему пить хочется. Но если зайдёт в воду, потом очень трудно будет развернуть его с телегой и вытащить на берег. Едем медленно, бык неторопливый, команды, как лошадь, не понимает, идёт себе и идёт.

Ещё помогали с уборкой яблок и других фруктов. Приезжаем в сад, ящики с собранными яблоками уже стоят. Грузим их на телегу, а потом на приёмном пункте сами же и разгружаем. А они тяжёлые. Так за день уставали, что на яблоки даже смотреть не хочется.

Помню, особенно тяжело было, когда пахали на бугре за речкой. Почва каменистая – мелкая и крупная галька, булыжники. Вспашка идёт под уклоном. Плуг натыкается на камни, подскакивает вверх, сползает по наклону вниз. Надо его удержать, всё время с усилием давить на него. Нелегко было нам, мальчишкам.

Надежда Федосеевна ТОЛСТОВА:

– В нашей крестьянской семье было шестеро детей. Я была средней. Когда началась война, мне ещё не исполнилось 10-ти лет. Но и детей привлекали к труду. Мы работали в нашем колхозе «Путь коммунизма», собирали в поле колоски. А дома помогала на своём огороде и по хозяйству маме.

Через год-два, мы с подругами уже выходили в поле полоть картошку, капусту, морковь. Очень трудно было пропалывать просо. Росточки ещё совсем маленькие, а трава уже большая вокруг выросла. Всё время полоть нагнувшись, невозможно, очень устаёт спина. Так мы с девчатами становились на коленки и так на коленях целый день и ползали.

Немного повзрослев, я с подружками помогала убирать рожь. Взрослые или ребята постарше ее косили. А мы шли следом, собирали и связывали стебли в снопы. Затем грузили их на телеги и везли на ток. Разгружали и молотили вручную. Потом подавали зерно лопатами на ленту веялки. Мякина отлетала. Нам поручалось сгребать мусор и сваливать подальше от зерна. Работали мы и на сортировке зерна. Для этого приходилось вручную крутить сортировочный барабан. Это было очень трудно, и мы здорово уставали. Руки были в мозолях.

В 44-45 годах я уже работала в колхозе круглый год. Во время уборки не весь урожай зерновых успевали свезти на элеватор, и скирды стояли в поле, бывало, до поздней осени. И мы продолжали свою работу.